Новости – Общество
Общество
Не павшие духом
Фото: официальный сайт центра «Долголетие»
«Русская планета» поговорила с постояльцами дома престарелых в Оренбурге
2 октября, 2014 12:25
8 мин
Интернат для пожилых людей, который сейчас называется геронтологическим центром «Долголетие», работает в Оренбурге с 1964 года. Здесь живут пожилые граждане и инвалиды I и II групп старше 18 лет независимо от возраста. Центр рассчитан на 450 постояльцев и напоминает небольшой город: здесь есть лечебно-оздоровительный корпус с отделением медико-социальной реабилитации, небольшой храм Святой Марии Магдалины, библиотека и клуб.
Корреспондент «Русской планеты» встретилась с некоторыми проживающими здесь. Как выяснилось, о личных драмах разговаривать они не любят: жалостливых историй о том, как в преклонном возрасте люди остались без поддержки родных, от них не услышишь.
«Хоть трудностей было много, духом не пала»
Анна Шадрина живет в центре с 2004 года. В этом году ей исполнится 99 лет. Родилась она в 1915 году в Алтайском крае. Затем семья перебралась в Сибирь, где ее и застала Великая Отечественная война. Потом на фронт ушел жених Анны.
– Мы с мужем не зарегистрированы были. Его взяли на фронт. Он там погиб, а я осталась. Во время войны все стояли и слушали [радио на столбе]. Левитан объявлял. И слышали: оставили город такой-то, оставили город тот, оставили город еще. И все — дело за Москвой. Москву оставить нельзя. И тут уже такой бой был... Вот мой брат танкистом был. Он погиб там. Москву оставлять нельзя — тут все уже встали на ноги. У нас и дети воевали. В партизаны уходили. Но Москву отстояли. Сам Господь помог! Мороз был 40 градусов, когда на Москву немцы наступали. 40 градусов мороз и снег выпал большой. Но все это мы пережили. И скоро будет 70 лет! Но все еще остается в памяти. Когда объявили Победу, у нас в совхозе выкатили большую бочку пива и раздавали всем бесплатно. Откуда начальство нашло, не знаю. Шли все! Кто плакал... У кого-то мужья погибли, дети. Обнимались, целовались — все-все. И все кричали: «Победа! Победа!»
Старший брат Анны погиб во время русско-японской войны. Младшая сестра живет с ней в центре «Долголетие». Еще одна младшая сестра — в Белоруссии.
– Есть родственники, много! Но, вы знаете, мало с кем переписываемся. Это раньше нужно было человека поздравить — открытку написать. А в последнее время все это отошло. Не только открытки, писем не стали писать. Телефон если есть — поговорим и все. Все [родственники] хорошие. Все с высшим образованием. А я не получила образование, потому что не было возможности. Ведь 30-е годы! Когда я что получу? Какое образование? Два класса окончила — старалась, училась, чтоб мне хоть не пасть духом, как говорится. Я сама училась. Книги переписывала, чтобы ошибок не делать.
После войны семья Анны перебралась в Калининградскую область. Но и оттуда уехали — из-за климата. Выбирали город «посуше», остановились на Оренбурге. Здесь Шадрина работала в «Оренбургпромстрое». Замуж так и не вышла. После смерти матери Анна некоторое время жила вместе с младшей сестрой в одном доме. Но он требовал ремонта, а старушки справиться с ним не могли, поэтому решили поселиться в интернате.
– Пусть проживет так, как я прожила, каждый. Хоть у меня много трудностей было, но как-то я с ними мирилась и как-то я все это преодолевала. Не пала духом. Мне кажется, так время быстро идет — я бы еще подольше пожила! Так время уходит... Вы ж такие умнички! Вы, молодежь, вы все встанете на ноги, я знаю. Берегите Россию!
«Не хватает только шкафа — все галстуки не помещаются»
Петру Шарапову 68 лет. Он был военным и железнодорожником. В центре «Долголетие» живет недавно — два месяца. Петр родом из Пономаревского района Оренбургской области, родился и вырос там. В 1966-1969 годах служил в армии, в разведроте. Был в Венгрии и Чехословакии.
– Когда служил, каких-либо конфликтов не было — убивать не убивали никого. Даже не стреляли почти. Венгрию я исколесил всю, вдоль и поперек. И то потому, что мне как секретарю комсомольской организации разведроты часто приходилось выезжать куда-то. Словаки — такие же славяне, как и мы. А чехи все-таки ближе к немцам. Теперь они разделились, и две страны стало. Там были еще войска: венгры, поляки, немцы. Чуть ли не на каждом шагу висел черный флаг с надписью: «Гитлер — 1938. Брежнев — 1968». Потом мы им говорили, что мы отсюда уйдем. Вы сами без нас справитесь. Буду говорить откровенно. У них даже туалет под черепицей и к нему асфальтовая дорожка. В частном доме. А у нас в деревне как был сарай, так и остался. Коровы, овцы, гуси и еще петух сверху глядит на тебя презрительно. Это был наш быт, это было 40 с лишним лет назад. Мы были обеспечены всем. Это же разведка. Еще как говорится: в мирное время разведка — это элита. В военное время — это смертники. Я из Чехословакии вернулся — у меня нога железная. Но все зажило, я могу сейчас вас перегнать. Я просто бегаю. Утром я стараюсь хотя бы с полкилометра пробежать.
После службы Шарапов вернулся в Россию, поступил в финансово-экономический институт. Потом работал заместителем начальника сбыта завода «Радиатор». Обзавелся семьей. Завод развалился, и Шарапов ушел работать в локомотивное депо инженером. Из-за частых командировок развелся с женой. Бывшая супруга продала квартиру и уехала, Шарапов остался ни с чем. Говорит, что в центре ни в чем не нуждается — ну разве что не хватает еще одного шифоньера.
– У меня 18 рубашек, 21 галстук. И еще другие вещи. Тридцать галстуков оставил брату, а все равно все не помещается.
«Безделье — не мой стиль»
Художник, фотограф и музыкант Май Сапрыкин не рассказывает, как и почему попал в интернат. Не говорит даже, сколько ему лет. С удовольствием рассказывает только о своем призвании и своем прошлом. Своим золотым временем считает годы службы в армии — с 1959 по 1961-й.
– До армии я уже был музыкантом, был фотографом. Меня сразу схватили в охапку, дали мне фотолабораторию. Фотографировались все — полк 900 человек. Пока до 900-того дойдешь, там первый снова созревает. И опять начинаешь фотографировать.
После армии работал художником-декоратором в местном универмаге. В 1968 году в Оренбурге молодого человека заметили коллеги из Дома народного творчества и из Союза художников.
– Меня перетащили к себе, сказав: «Ты нам нужен». Мне дали все возможности: дали квартиру, дали возможность устроить ребенка в детский сад и дали возможность устроиться в универмаг «Восход». Там я и работал художником-декоратором. Потом попал в Дом художника, и все это время я работал там — до 1989 года. «Оптику» я делал. Райком партии, что был на улице Кобозева. В Горкоме партии, который был на улице Постникова. Там нам даже давали место работать на крыше, мы там загорали. В здании УВД я делал резьбу на стенах. Работал и на стадионе «Динамо». А когда приезжало начальство, гектарами выполняли панно, и творческие, бытовые, рабочие.
Больше всего Сапрыкин любит рисовать пейзажи, натюрморты и женское тело. Он говорит, что смотрит на мир с разных точек зрения.
– Можно [наблюдать] с позиции лягушки: лечь на траву и наблюдать вот этот мир с низкого горизонта. Или с высокой точки тоже интересно. Да все интересно. Безделье не мой стиль. Искать, находить — это мое счастье. И я нахожу у природы то, что мне достаточно для личного удовольствия. Богатство, типаж человека, его предсказуемость, его невозможность быть рядовым, а каким-то другим. Здесь масса интересных людей. И у каждого свой характер. Для меня это находка, конечно. Я обратил внимание: здесь есть человек пять таких, фотогеничных, где можно поработать и порисовать этих людей. То есть они резко отличаются от рядового человека. Есть один мужчина — его лицо эпохи XIX века! Эпохи передвижников. У него очень симпатичная, окладистая, белая борода. Я бы сказал, такая лунная. Усы хорошие. Кудряшки. И еще есть ребята интересные. Ну как ребята? Для меня ребята. Которые дают ценный взгляду повод. В него вцепляешься, ищешь что-то для себя. И это счастье.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
